Человек на войне

     (1)Рано утром Ло­па­тин с Ва­ни­ным ушли в первую роту. (2)Са­бу­ров остал­ся: он хотел вос­поль­зо­вать­ся за­ти­шьем. (3)Сна­ча­ла они два часа про­си­де­ли с Мас­лен­ни­ко­вым за со­став­ле­ни­ем раз­лич­ной во­ен­ной от­чет­но­сти, часть ко­то­рой была дей­стви­тель­но не­об­хо­ди­мой, а часть ка­за­лась Са­бу­ро­ву лиш­ней и за­ве­ден­ной толь­ко в силу дав­ней мир­ной при­выч­ки ко вся­ко­го рода кан­це­ляр­щи­не. (4)Потом, когда Мас­лен­ни­ков ушел, Са­бу­ров сел за от­ло­жен­ное и тя­го­тив­шее его дело – за от­ве­ты на пись­ма, при­шед­шие к мерт­вым.
(5)Как-то так уже по­ве­лось у него почти с са­мо­го на­ча­ла войны, что он брал на себя труд­ную обя­зан­ность от­ве­чать на эти пись­ма. (6)Его сер­ди­ли люди, ко­то­рые, когда кто-ни­будь по­ги­бал в их части, ста­ра­лись как можно доль­ше не ста­вить об этом в из­вест­ность его близ­ких. (7)Эта ка­жу­ща­я­ся доб­ро­та пред­став­ля­лась ему про­сто же­ла­ни­ем прой­ти мимо чу­жо­го горя, чтобы не при­чи­нить боли са­мо­му себе.

(8)«Пе­тень­ка, милый, – пи­са­ла жена Пар­фе­но­ва (ока­зы­ва­ет­ся, его звали Петей), – мы все без тебя ску­ча­ем и ждем, когда кон­чит­ся война, чтобы ты вер­нул­ся… (9)Га­лоч­ка стала со­всем боль­шая и уже ходит сама, и почти не па­да­ет…»

     (10)Са­бу­ров вни­ма­тель­но про­чел пись­мо до конца. (11)Оно было не­длин­ное – при­вет от род­ных, не­сколь­ко слов о ра­бо­те, по­же­ла­ние по­ско­рее раз­бить фа­ши­стов, в конце две строч­ки дет­ских ка­ра­куль, на­пи­сан­ных стар­шим сыном, и потом не­сколь­ко не­твер­дых па­ло­чек, сде­лан­ных дет­ской рукой, ко­то­рой во­ди­ла рука ма­те­ри, и при­пис­ка: «А это на­пи­са­ла сама Га­лоч­ка»…

(12)Что от­ве­тить? (13)Все­гда в таких слу­ча­ях Са­бу­ров знал, что от­ве­тить можно толь­ко одно: он убит, его нет, – и все-таки все­гда он не­из­мен­но думал над этим, слов­но писал ответ в по­след­ний раз. (14)Что от­ве­тить? (15)В самом деле, что от­ве­тить?

     (16)Он вспом­нил ма­лень­кую фи­гур­ку Пар­фе­но­ва, ле­жав­ше­го на­вз­ничь на це­мент­ном полу, его блед­ное лицо и под­ло­жен­ные под го­ло­ву по­ле­вые сумки. (17)Этот че­ло­век, ко­то­рый погиб у него в пер­вый же день боев и ко­то­ро­го он до этого очень мало знал, был для него то­ва­ри­щем по ору­жию, одним из мно­гих, слиш­ком мно­гих, ко­то­рые дра­лись рядом с ним и по­гиб­ли рядом с ним, тогда как он сам остал­ся цел. (18)Он при­вык к этому, при­вык к войне, и ему было про­сто ска­зать себе: вот был Пар­фе­нов, он сра­жал­ся и убит. (19)Но там, в Пензе, на улице Марк­са, 24, эти слова – «он убит» – были ка­та­стро­фой, по­те­рей всех на­дежд. (20)После этих слов там, на улице Карла Марк­са, 24, жена пе­ре­ста­ва­ла на­зы­вать­ся женой и ста­но­ви­лась вдо­вой, дети пе­ре­ста­ва­ли на­зы­вать­ся про­сто детьми, – они уже на­зы­ва­лись си­ро­та­ми. (21)Это было не толь­ко горе, это была пол­ная пе­ре­ме­на жизни, всего бу­ду­ще­го. (22)И все­гда, когда он писал такие пись­ма, он боль­ше всего бо­ял­ся, чтобы тому, кто про­чтет, не по­ка­за­лось, что ему, пи­сав­ше­му, было легко. (23)Ему хо­те­лось, чтобы тем, кто про­чтет, ка­за­лось, что это на­пи­сал их то­ва­рищ по горю, че­ло­век, так же го­рю­ю­щий, как они, тогда легче про­честь. (24)Может быть, даже не то: не легче, но не так обид­но, не так скорб­но про­честь…

     (25)Людям ино­гда нужна ложь, он знал это. (26)Они не­пре­мен­но хотят, чтобы тот, кого они лю­би­ли, умер ге­ро­и­че­ски или, как это пишут, пал смер­тью храб­рых… (27)Они хотят, чтобы он не про­сто погиб, чтобы он погиб, сде­лав что-то важ­ное, и они не­пре­мен­но хотят, чтобы он их вспом­нил перед смер­тью.

     (28)И Са­бу­ров, когда от­ве­чал на пись­ма, все­гда ста­рал­ся уто­лить это же­ла­ние, и, когда нужно было, он лгал, лгал боль­ше или мень­ше – это была един­ствен­ная ложь, ко­то­рая его не сму­ща­ла. (29)Он взял ручку и, вы­рвав из блок­но­та ли­сток, начал пи­сать своим быст­рым, раз­ма­ши­стым по­чер­ком. (30)Он на­пи­сал о том, как они слу­жи­ли вме­сте с Пар­фе­но­вым, как Пар­фе­нов ге­ро­и­че­ски погиб здесь в ноч­ном бою, в Ста­лин­гра­де (что было прав­дой), и как он, пре­жде чем упасть, сам за­стре­лил трех нем­цев (что было не­прав­дой), и как он умер на руках у Са­бу­ро­ва, и как он перед смер­тью вспо­ми­нал сына Во­ло­дю и про­сил пе­ре­дать ему, чтобы тот пом­нил об отце.

     (31)Этот че­ло­век, ко­то­рый погиб у него в пер­вый же день боев и ко­то­ро­го он до этого очень мало знал, был для него то­ва­ри­щем по ору­жию, одним из мно­гих, слиш­ком мно­гих, ко­то­рые дра­лись рядом с ним и по­гиб­ли рядом с ним, тогда как он сам остал­ся цел. (32)Он при­вык к этому, при­вык к войне, и ему было про­сто ска­зать себе: вот был Пар­фе­нов, он сра­жал­ся и убит.

(по К. М. Си­мо­но­ву*)

* Кон­стан­тин Ми­хай­ло­вич Си­мо­нов — рус­ский со­вет­ский про­за­ик, поэт, ки­но­сце­на­рист, жур­на­лист и об­ще­ствен­ный де­я­тель.