(1)Когда Бетховен понял, что глохнет, им
овладело отчаяние, тупое и безысходное. (2)Никого, кроме старика слуги, трижды
в день подававшего еду и наспех прибиравшего комнаты, он не видел, да и
старался не видеть.
(3)Он жил в совершенном
одиночестве, взаперти, лицом к лицу со своею бедой, и лишь поздним вечером,
когда яркая россыпь звёзд высвечивала небесную тьму, крадучись, покидал дом,
чтобы уйти в поля, где не наткнёшься на человека.
(4)Но как ни тяжело ему было теперь, он чувствовал себя всё
же лучше, чем-несколько лет назад. (5)Тогда он ещё не до конца понимал, что
сулит ему свист и гул в левом ухе. (6)Но его уже точила тревога, острая и
неотвязная. (7)Она будила среди ночи и заставляла со страхом прислушиваться. (8)И
если кругом была тишина, он засыпал, спокойно и умиротворённо. (9)В ту пору он
ещё верил, что всё пройдёт само собой, так же неожиданно, как пришло.
(10)Если же, проснувшись, он слышал гул —
а чем дальше, тем гул становился сильнее, — его охватывал ужас. (11)Он
вскакивал с постели, выбегал на улицу, спешил за город, наивно надеясь, что
вдали от городского шума избавится от зловещего свиста и гула в ушах.
(12)Но тишина полей и лугов не приносила
покоя. (13)Он слышал не её, а шум, не прекращающийся ни на минуту, то
нарастающий, то спадающий, будто грозный голос морского прибоя.
(14)Когда ему, наконец, стало ясно, что
его ждёт, он долго не решался пойти к врачу. (15)Страшился услышать от врача
то, что уже знал, — болезнь неизлечима и угрожает полной потерей слуха.
(16)Врачи окончательно повергли его в
смятение. (17)Они успокаивающе улыбались и трусливо отводили в сторону глаза.
(18)Они бодрым голосом обещали улучшение, а когда взамен наступало ухудшение,
так же бодро заявляли, что это вполне нормально, что всё идёт согласно правилам
науки. (19)Они лечили каждый по-своему и противореча один другому. (20)Если
один прописывал холодные ванны, другой назначал тёплые; если один велел
закапывать в уши миндальное масло, другой отменял его и советовал пить
специальный настой. (21)И всё же он продолжал ходить по врачам. (22)К мукам
обречённого, считающего гибель неотвратимой, — а он тогда думал, что глухота
для музыканта то же самое, что смерть, — прибавился невыносимо мучительный
страх, что люди проведают о постигшей его беде.
(23)Поэтому, не расслышав собеседника, он
притворялся рассеянным, прикидывался, что весь ушёл в свои мысли. (24)А потом,
словно очнувшись от забытья, просил повторить всё, что было сказано раньше.
(25)От постоянного напряжения, от непрестанной боязни выдать себя у него
появились головные боли. (26)Пребывание на людях стало невыносимым. (27)И чем
дальше, тем больше возрастали страдания и физические, и нравственные.
(28)Он с жадностью ловил каждый слух о
чудесном исцелении глухого. (29)Чем вздорнее была побасенка, тем наивнее он
верил в неё. (30)Верил и надеялся. (31)И тем горше было крушение надежд.
(32)Слух всё слабел и слабел. (33)Городок
Хейлигенштадт, куда его направил толковый и опытный врач, принёс какое-то
облегчение. (34)Хотя полгода, проведённые здесь, в добровольном изгнании и
заточении, были, пожалуй, самыми тяжёлыми в его жизни. (35)Без друзей, в полном
одиночестве, целиком отданный на произвол болезни и мрачных дум, он временами
доводил себя до полного исступления. (36)Тогда самоубийство казалось ему
единственным исходом.
(37)Избавление пришло неожиданно. (38)Он
нашёл его в том, ради чего жил и без чего не хотел жить, — в музыке. (39)Она и
в беде не покинула его. (40)Глохнущий, он продолжал её слышать. (41)И не хуже,
чем тогда, когда был здоров.
(42)Музыка с прежней, а быть может, с
большей силой звучала в нём. (43)Феноменальный «внутренний слух» помогал ему
слышать музыку так же явственно и так же отчётливо, как если бы её исполнял
оркестр или рояль. (44)Он с поразительной ясностью различал тончайшие извивы
мелодии, охватывал мощные гармонические пласты, слышал каждый голос в
отдельности и все вместе.
(45)Бессердечной природе по какой-то
дьявольской прихоти судьбы удалось сломить его тело. (46)Но ей не удалось
сломить его гордый дух.
(47)Бетховен вступил в схватку с судьбой.
(48)Из музыки, сочинённой им в эту жестокую пору, встаёт иной Бетховен, не тот,
что затравленным зверем метался по низким комнатёнкам хейлигенштадтского
острога. (49)Не подавленный, доведённый до отчаяния, а бодрый и спокойный,
уверенный в своих силах. (50)Не жалкий страдалец, растоптанный бедой и
захлёстнутый горькой волной безысходности, а мужественный борец, непобедимый
гуманист, щедро одаривающий людей радостью.
(51)Именно здесь, в Хейлигенштадте, в разгар ужасающей духовной драмы, родилась Вторая симфония — одно из самых радостных и светлых творений бетховенского гения. (52)В ней нет ни одной мрачной нотки, ни единого намёка на боль и страдание. (53)Человек, погружённый в пучину несчастья, создал вдохновенную песнь о счастье.
(51)Именно здесь, в Хейлигенштадте, в разгар ужасающей духовной драмы, родилась Вторая симфония — одно из самых радостных и светлых творений бетховенского гения. (52)В ней нет ни одной мрачной нотки, ни единого намёка на боль и страдание. (53)Человек, погружённый в пучину несчастья, создал вдохновенную песнь о счастье.
(54)Это был подвиг беспримерной силы и
мужества.
(По Б. Кремневу)
Борис
Григорьевич Кремнев – известный автор многих документальных книг об известных
людях.
Комментариев нет:
Отправить комментарий